Ленская
Елена Анатольевна
Директор Центра изучения образовательной политики,
Московская высшая школа социальных и экономических наук
Не могу думать о Ефиме в прошедшем времени. Все время кажется, что вот он войдет, красивый, элегантный, с неизменной улыбкой на лице, и мы сразу начнем обсуждать что-нибудь интересное. Поэтому буду вспоминать о наших встречах, как если бы мы делали это вместе с Ефимом, дорогим моим другом.

Мы были знакомы уже лет десять, вместе участвовали во многих проектах, дружили, даже, бывало, вместе пели украинские песни. Вернее, роскошным баритоном пел Ефим, а я подпевала, как могла, и слова подсказывала.

Но никак не могли перейти на ты. Ну никак. Сколько бы Ефим мне не предлагал, наконец, это сделать, во мне стоял какой-то мощный блок. Я так глубоко его уважала и ценила, что язык не поворачивался и все тут. Он даже обижался.

Наконец, был предпринят решительный шаг: мы вместе отправились в Полтаву, чтобы показать нашему общему другу Майклу Барберу, по образованию историку, поле Полтавской битвы и родные места Ефима. Тут уж, на родной и для меня украинской земле продолжать общаться «на вы» было совсем глупо. И все-таки, стоило нам на пару месяцев разлучиться, как я опять начинала привычно «выкать».

Он все время давал для этого повод. То затеет проект про освоение ключевых компетенций и распространит его на всю Самарскую область, когда для большинства российских педагогов главным видом спорта было доказать, что во-первых, эти самые компетенции давно придумали в России, а во- вторых, они никому не нужны. То введет систему оценивания методом сложения, когда учитель не считает ошибки и вычитает за них баллы, а наоборот, добавляет баллы за каждое достижение. То научит не только самарских, но и почти всех поволжских учителей, как обучать технологии проектным методом… В этом случае он к тому же научил и меня, и многих других коллег внимательно слушать и ловить идеи там, где они поначалу не просматриваются.

В Британский совет в Москве приехал английский педагог Джеймс Питт. Приехал сам, без приглашения, чем сразу вызвал подозрения, что хочет продать какой-то залежалый товар. Джеймс говорил так эмоционально, что пробиться к основной идее было непросто, вспоминал каких-то замечательных российских женщин, которых никто из присутствующих не знал, путался в деталях. В общем, комиссия решила его проект не поддерживать и в финансировании отказать. Но Ефим, неожиданно для всех пригласил Джеймса в Самару. Он, единственный, расслышал в выступлении Джеймса принципиально новый подход к преподаванию не только Технологии, но всего цикла школьных естественнонаучных предметов, и получил прекрасного партнера, который был так увлечен своей идеей, что был готов добиваться полной перестройки системы образования в России. Через год уже сам Ефим пропагандировал эту идею преподавания через реализацию собственных проектных замыслов, и в его устах она сразу стала звучать понятно и привлекательно.

Идеи он ловил везде, а уж если идея ему нравилась, он ее осваивал и претворял в жизнь. Иногда, правда, не успевал следить за деталями ее воплощения. Как-то он решил показать мне, как помогает детям- сиротам не только получить хорошо оплачиваемые профессии, но и получить и сохранить достойное рабочее место. Мы приехали в интернат для этих детей, где Ефим, судя по всему, бывал нечасто, министр все-таки. Идем по коридору, все двери в комнаты ребят почему-то распахнуты, а впереди, опережая нас на несколько шагов, бежит тетка, врывается то в одну комнату, то в другую с криками «Почему у тебя свитер на кровати валяется? Убрать!» или «Кто позволил держать котенка в общежитии?? Выкинуть немедленно!» Я вижу, как лицо Ефима начинает багроветь. Он берет тетку за рукав и выводит из коридора. Что он ей говорил, я не слышала, но тетка, втянув голову в плечи, тут же ретировалась. А Ефим в интернате задержался еще на пару часов. Увидел, что кучу денег руководство потратило на никому не нужную «комнату релаксации», а места для занятий спортом не выделило, не стал есть предложенный парадный ужин, а посмотрел, чем кормят детей. В общем, у руководителей общежития были потом большие проблемы, а Ефим долго передо мной извинялся за то безобразие, которые мы там обнаружили. Впрочем, главного он все- таки добился: дети впоследствии не только получили профессию, но и возможность устроиться на работу, с которой их не могли уволить в соответствии с новым, созданным командой Ефима законодательством.

После поездки в Полтаву мы еще несколько раз путешествовали вместе с Майклом по России и Украине. Были в Одессе, где нашим гидом был известный знаток Анатолий Вассерман, сильно утомивший нас под конец своими политэкономическими соображениями и статусом городского сумасшедшего, пощупать жилетку которого пытался каждый второй прохожий. Зато по ходу экскурсии мне удалось сфотографировать Ефима около большой тумбы, на которой значилось «Последний герой». Если вдуматься, он и в самом деле был одним из последних героев, сделавший в своей области столько важного и полезного, что хватило бы на трех федеральных министров, и не обогатившийся ни одной копейкой из федерального бюджета. Вопрос «А сколько заплатите?» на моей памяти Ефим вообще никогда не задавал. Собственной очень недорогой машиной Ефим обзавелся только когда вышел в отставку и тогда же, в шестьдесят с лишним лет научился ее водить.

Еще Ефим обладал способностью работать в любой обстановке и при любой возможности. Во время нашей последней поездки по Волге, пока мы с Майклом любовались заволжскими далями, Ефим и Виктория писали очередную статью и отрывались от нее только на время стоянки.

Английский язык Ефим учил упорно, но о своих достижениях был самого невысокого мнения. Обычно в разговорах с Майклом он доверял перевод мне. Но как-то в гостинице я вышла на завтрак позже, чем обычно, и застала Ефима оживленно о чем-то беседующим с Майклом по-английски. Судя по всему, они прекрасно понимали друг друга. Увидев меня, он сразу перешел на русский и продолжить разговор по-английски категорически отказался. Наверное, я в его глазах была немного школьной учительницей, и делать ошибки он при мне не хотел, гордость не позволяла.

А вообще Ефим охотно учился и перенимал любой полезный опыт. Как-то, глядя на его унылый черный галстук, я посетовала на то, что галстук- единственное украшение официального костюма мужчины, а у нас мало кто пользуется этой возможностью самовыражения. В следующий раз Ефим появился в роскошном ярком галстуке, и с тех пор его галстуки всегда были безукоризненно подобраны и элегантны.

Да что галстуки! Впервые я увидела его лет двадцать пять назад, Он тогда только что перенес инфаркт, осунулся, прикрывал рот, когда говорил, чтобы не было видно недостающих зубов и выглядел намного старше своих лет. А когда мы снова встретились через год, передо мной стоял молодой, стройный, сверкающий белозубой улыбкой красавец, каким он потом и оставался всегда. Его возрасту никто не верил. И этот внешний вид он сам себе обеспечил. Даже в министерстве, в маленькой комнате при кабинете стоял велотренажер и, если выдавалась свободная минута, Ефим его немедленно оседлывал. По выходным он играл в большой теннис, все знал о правильном питании и соблюдал не слишком строгую, но диету. Я с изумлением узнала, что, когда -то он был страстным курильщиком, но получив строгое предупреждение в виде инфаркта, сразу бросил курить и не поддерживал неумеренных возлияний. Обычно люди, так многого добившиеся, раздают советы о том, как достичь такой формы, направо и налево всем окружающим, а Ефим был на редкость деликатным и с советами никому не навязывался.

Нашу последнюю конференцию мы планировали вместе. Она оказалась мемориальной. И имя Ефима звучало почти в каждом выступлении. Он так наполнил собой, своими идеями это событие, что казалось, он где-то рядом. Просто вышел ненадолго.

Made on
Tilda